Нашествие Тьмы - Страница 23

К оглавлению

23

Смутное Время? Да. И оно становится еще более смутным оттого, что мы готовы безоглядно верить проповедям разных богочеловеков, тогда как истина одна по определению и не может проявляться в таком множестве различных и порой противоречивых явлений и мнений.

Тот единорог не был Миликки, и все же он был ею, и я прикоснулся к богине. Но не к ее земной форме, не к единорогу, я прикоснулся к ней тем, что понял свое место в мире. Миликки есть мое сердце, и я следую ее велениям. Но если бы я основывался лишь на велениях моей совести, мои действия были бы такими же. Я повинуюсь Миликки, потому что она — то, что я называю истиной.

Именно таково большинство последователей разных богов, и если бы мы повнимательнее изучили Пантеон, то убедились бы, что веления «добрых» богов, в сущности, почти не отличаются друг от друга; разница лишь в том, как люди истолковывают их.

Что же касается других божеств, владык Раздора и Хаоса, таких как Ллос, Паучья Королева, владеющая сердцами жриц Мензоберранзана…

О них даже говорить не стоит. В них нет истины, и любая религия, основанная на принципах жестокости и стремления к власти, только способ жить в свое удовольствие и ничего общего с духовностью не имеет. По меркам мира, жрицы Паучьей Королевы могущественны, но духовно они пусты. Поэтому в их жизни нет места радости и любви.

И не говорите мне о «живых богах». Не надо приводить мне доказательств того, что ваш бог — истинный. Я предоставляю вам верить так, как вы верите, не подвергая вашу веру ни сомнениям, ни осуждению. Но если вы не дадите мне верить тому, что лежит в глубине моего сердца, то я отвергну все «ощутимые» доказательства, потому что для меня они ненадежны.

Глава 6
ВОЛШЕБСТВО ВЫХОДИТ ИЗ ПОВИНОВЕНИЯ

Оба меча Бергиньона Бэнра, оружейника Первого Дома Мензоберранзана, мелькали с головокружительной быстротой, клинки описывали в воздухе круги между ним и его противником, ослушавшимся рядовым.

Их полукругом обступила домовая стража Бэнр, состоявшая из первоклассных бойцов, в основном мужчин, а другие темные эльфы наблюдали за ходом схватки с высоты, сидя на гигантских подземных ящерах с липкими лапами, без труда прилепившихся к почти отвесным поверхностям ближайших сталактитов и сталагмитов.

Каждый раз, когда Бергиньон наносил неглубокое ранение или отражал ловкий удар, солдаты подбадривали его криками. Он прекрасно владел мечом (хотя многие считали, что с братом Дантрагом ему не сравниться), но крики эти все же были довольно вялыми.

Бергиньон и сам это заметил, и знал, в чем причина. Он много лет был командиром всадников Дома Бэнр, элитного отряда мужской дворцовой стражи. Теперь, когда Дантраг был убит, он стал еще и оружейником. Он уже ощутил тяжесть двойных обязанностей, чувствовал, как внимательно следит мать за каждым его шагом и принятым решением. Вот он и старался показать свою занятость. Сколько же схваток он провел, скольким наказаниям подверг своих подчиненных со времени смерти Дантрага?

Противник сделал слабый выпад, но Бергиньон был так рассеян, что чуть не пропустил его. Он вскинул меч и отвел клинок противника уже в последний момент.

Бергиньон услышал, как позади, заметив его ошибку, примолкли, и понял, что некоторые солдаты за его спиной надеялись, что в следующий раз его соперник окажется более быстрым.

Оружейник глухо зарычал и бросился вперед, словно подпитываясь ненавистью окружающих, тех, кто вынужден был ему подчиняться. Пусть ненавидят, решил он. Но при этом пусть уважают. Нет, не уважают — они должны его бояться!

Он сделал один шаг вперед, потом второй, попеременно рубя мечами налево и направо, но каждый удар был отражен. Условия, казалось, сравнялись. Бергиньон делал два шага вперед, потом отступал. Но в следующий раз он не отступил. Он продвинулся вперед еще на два шага, клинки лязгнули…

Теперь другой дроу вынужден был защищаться, и Бэнр продолжал его теснить. Солдат был достаточно умел и успешно отражал предсказуемые выпады, однако не смог должным образом отступить, и Бергиньон взял его в захват, сцепив свои клинки с его до самых эфесов.

Особенной опасности это не представляло, скорее просто стало бы передышкой в схватке, но Бергиньон вдруг заметил нечто, на что его соперник не обратил внимания. Рыча, молодой Бэнр с силой отбросил противника от себя. Потерявший равновесие дроу попятился и немедленно вскинул мечи, готовый сразу же отразить дальнейшее нападение.

Бэнр, однако, нападать не стал, похоже, он просто выпустил его из захвата.

А в следующее мгновение пятящийся дроу наткнулся на ограду дворца Бэнр.

Пожалуй, во всем Мензоберранзане не было ничего более удивительного, чем двадцатифутовая ограда в виде паутины, окружавшая Дом Бэнр и державшаяся на сталактитах, свисавших над всей территорией дворца. Красиво блестевшие серебристые канаты, толщиной с ногу взрослого темного эльфа, были сплетены в затейливые симметричные узоры, ничуть не уступавшие сети настоящего паука. Проникнуть сквозь нее было невозможно — ни при помощи оружия, ни волшебством. Единственная вещь, посредством которой можно было перенестись через ограду, хранилась у Матери Бэнр. Зато при малейшем прикосновении к канатам даже необыкновенный силач не смог бы потом отлепиться от ограды.

Противник же Бергиньона налетел на ограду всей спиной. Когда он понял, чего добивался молодой Бэнр, когда увидел, как озарились лица собравшихся, одобрявших хитрый ход, его глаза широко раскрылись, между тем как Бергиньон спокойно приближался к нему с коварной ухмылкой.

23